СПАСАТЬ ИЛИ НЕ СПАСАТЬ?

Такого вопроса для меня и моих друзей никогда не существовало. Бились за человеческие жизни до последнего. Задуматься об этом заставили медики. О скорых я уже рассказывала. Но ведь и в больнице меня «похоронили». Пришлось в буквальном смысле «уносить ноги». Отказалась от помощи врачей, наплевала на больничный, инвалидность и прочие блага.

Тяжело жила, голодала, но осталась жива. Сколько еще нового узнала в этом мире!

…Теперь о том, что случилось. Соседка в 8 утра попросила меня спуститься к умершей тетушке (боялась идти одна). Пришли. Старушка, действительно, умерла. И уже достаточно давно, потому что отчетливо выступили трупные пятна. Помимо моей соседки у умершей была у нее еще одна племянница. Встречаться двоюродные сестры друг с другом не хотели. Договорились прийти каждая в свое время. Меня соседка для поддержки и позвала.

Итак, мы сходили. Надо было собираться на работу. А меня вдруг начало трясти: «Почему не реанимировала?» Уговариваю себя: видела же трупные пятна. О какой реанимации речь? А трясет все сильнее и сильнее. Кое-как себя успокоила. Позвонил ректор мединститута: «В горбольнице умирает сотрудница. Очень хочет с Вами встретиться, поговорить». Я обычно навещала всех при первой же просьбе. А тут — не могу, боюсь сделать хуже. Кое-как попыталась объяснить ректору. Отговорки мои он не принял: «Это потому, что Вы не знаете правил оказания реанимации и отказа от нее». Вот это да! Оказывается, есть такие правила! Призналась, что даже не слышала о них. Он пояснил: «Ну вот, смотрите: сколько лет Вашей бабушке? 83? Она была здоровой? Что: диабет и астма?! Вот теперь представьте: Вы ее оживили. Она Вам спасибо скажет за то, что ей предстоит продолжать мучиться?!» Да… Похоже, он прав. В этом случае надо отпустить человека. Но как определить, нужно ли спасать в более сложных случаях? Например, молодого человека, до того здорового? Вопрос…

Через несколько дней после нашего разговора произошел еще случай, который вернул к этим размышлениям.

Позвонила подруга Лариса: умирает ее мама, она не знает, что делать. Рассказала все, что знала. Положила трубку. И сердце вдруг пронзила острая боль. Я вспомнила, что о сердце ничего не говорила, и, чтобы не отвлекать Ларису, побежала сама. То, что со мной произошло дальше, осталось загадкой. Подъезд Ларисы точно напротив нашего. Я побежала почему-то не в него, а в одноименную квартиру дома, соединенного с этим домом аркой. Бегом поднялась на четвертый этаж, позвонила. Отодвинула в сторону мужика, открывшего дверь, рванулась в комнату: «Где мама?» Мужчина оторопел: «Какая мама?»

— Хорошо, где Лариса?

— А, Лариса в том доме, до арки. У нас же разные адреса: у них дом 47, у нас — 51.

Я извинилась, побежала в 47-й. Поднялась на этаж, позвонила в дверь. Никто не открыл. А дверь «пошла» на меня. Вместе со стеной. Мне пришлось пятиться. Пятилась, пока не уперлась спиной в противоположную стену. Поскольку дверь продолжала надвигаться на меня, я сползла по стене и села на пол. Дверь остановилась. Сердце сдавила невыносимая боль. Я не могла пошевелиться. Просидела какое-то время, ползком спустилась и вышла на крыльцо. Ноги подламывались. Мимо нашего дома шла похоронная процессия. Я не слышала, чтобы у нас кто-то умер. Попыталась доползти, чтобы спросить у кого-нибудь: кто? В это время процессия остановилась напротив меня. В гробу лежала я. Я села прямо на землю и, не знаю почему, заговорила со Смертью. Попросила прощения за то, что нечаянно вмешалась в ее дела. Очень хотелось помочь Лидии Степановне. В ответ услышала, что меня останавливали несколько раз — не среагировала. Пришлось припугнуть. Надо уметь слышать.

— Ты зачем побежала?

— Так сердце же!

— Сердце уже остановилось. Это сработал стимулятор. Разрядился. Ты что, не знала о стимуляторе?

— Нет.

— Понятно. Но впредь не кидайся, сломя голову. Если человека надо вернуть к жизни, мы помогаем.

Я еще раз извинилась. И подумала, что для медиков это, наверное, самый важный момент — услышать, что тебе говорит Смерть.